Сено&Солома

Массовое общество характерно массовой же вовлеченностью — или хотя бы идентификацией — составляющих его единиц с тем или иным краем так называемого политического спектра.  При этом с течением времени   произошла  этого спектра поляризация: если раньше и существовали некие центристские партии, то с выпадением из наблюдаемого пространства вневременных центров политического могущества — монархов — передача власти на соответствующий законодательный период происходит между условно «левыми» и условно «правыми». Возглавляют их временные зиц-председатели, чья роль сводится к тому, чтобы озвучивать равнодействующую сил группировок, обладающих реальными рычагами влияния. Условными  левые и правые названы потому, что под таковыми в разных политических культурах понимаются различные, часто — противоположные по содержанию идеологии и повестки дня; потому, что в некоторых случаях эти названия обозначают лишь разные отделы одного и того же политического концерна; потому, что приверженность индивида к тому или иному полюсу имеет под собой основанием предпочтение  — или объективно обусловленную возможность проявления вовне — одного из системообразующих элементов психики. В таких условиях демократические выборы декларативно представляют собой борьбу политических партий и движений, а фактически — плебисцит в пользу дальнейшего существования самой системы.
 

 
 
«Бытиё определяет сознание» — говорят марксисты и конечно же, лукавят: бытиё и сознание находятся в динамически неравновесном реципрокном взаимодействии. Сознание определяет бытиё, которое затем приводит в соответствие с собой сознание, которое, в свою очередь, изменяет бытиё и так далее. В точности как в известной задаче про курицу и яйцо, где невидимым центром тяготения этих двух элементов является петух, во взаимодействии бытия и сознания таким центром является локус контроля. Если он внутренний, человек способен управлять как первым, так и вторым.
Для подавляющего большинства людей характерна ассоциация себя с так называемой «ложной личностью», т.е. разнородным и разнонаправленным набором биологически и социально индуцированных поведенческих импульсов, импринтов, социальных ролей, образов, воспоминаний и так далее, и тому подобное. Человеческий мозг вынужден создавать иллюзию постоянства («всё, что мной сделано, сделал я») и непрерывности (я сегодняшний=я вчерашний=я позавчерашний), чтобы всё вышеперечисленное хоть как-то функционировало во внешней среде — несмотря на то, что таковая иллюзия противоречит нейрологическим фактам. Поведение человека подвержено мощным управляющим импульсам как со стороны палео-, так и неокортекса, при этом ложная личность всякий раз «присваивает» себе принятое и осуществлённое решение, хотя по факту лишь подтверждает его. В аллегорической форме это было показано в тексте «Алеф».
 
В социальном взаимодействии неформального рода никогда не бывает равенства, оно возможно лишь в формализованных и кодифицированных взаимодействиях, осуществляемых под постоянной угрозой санкций со стороны общества. Эти санкции могут быть интернализованы (что менее энергозатратно для социума) и именно это достигается «социальным программированием», без которого человек не становится человеком. Установка на социально приемлемое поведение постоянно испытывает давление палеокортекса, который «видит» лишь возможность выгодно для себя нарушить социальные табу.
Существует несколько вариантов решения этой проблемы, каждый из которых по-своему неудачен. Так, авраамические культы признают наличие в человеке влияния палеокортекса в виде «первородного греха», экстериоризируя и персонифицируя большую часть этого влияния в виде «врага рода человеческого», которого образу совершенно неслучайно были приданы черты Пана — таким способом οἱ πολλοί был воспрещен откат к психотехникам доавраамических культов, основанным на перевозбуждении палеокортекса и последующего угасания его влияния вместо подавления. За попытку их популяризации в своё время подвергся преследованию некий маркиз де С.
 
 

 
 
Подавление влияния палеокортекса за счёт гипертрофии влияния неокортекса является общим местом для всех трёх а.к., но использованные психотехники различны. Основными эффектами их воздействия можно назвать, во-первых, эффект постоянного гипостазирования абстракций — грубо говоря, такое отношение к словам/текстам, как если бы они были наблюдаемыми явлениями окружающей действительности — и во-вторых, состояние контролируемой шизофрении, относящееся к известной в быту неконтролируемой, как цепная реакция в ядерном реакторе  к такой же в ядерной бомбе. Вторичные, нежелательные эффекты вышеописанного решения настолько всеобъемлющи, что превышают порог восприятия людей — мы их не замечаем, потому что мы в них живём.
Так называемое «просвещение» нейтрализует влияние палеокортекса при помощи неокортекса же, но путём рефлексии — то есть, постоянного отслеживания этого влияния, его рациональной оценки и сознательного отказа от его проявления в поведении. Это решение крайне энергозатратно, массово неприменимо, но для отдельных индивидов способно давать блестящие результаты — а именно для таких, чей нейрональный субстрат позволяет иметь мощный неокортекс. Но такие в меньшинстве. Именно по этой причине «на Западе» происходит откат от качественного массового образования, а в СССР на последнее тратились огромные ресурсы — без соответствующего результата.
Гибридное решение, дитя противоестественного брака неортодоксального христианства и просвещения — социал-демократия и частный её случай, марксизм — относит влияние палеокортекса на счёт, прежде всего, «классового сознания», а также «пережитков прошлых исторических формаций» и «недостатка сознательности». Преимущество такого решения перед вышеописанными в его гибкости — так, для управления страной с малограмотным или недоедающим населением, но без освоенных природных ресурсов, следует увеличить долю шизофрении, и оно, население, с энтузиазмом примется выполнять желаемые действия — необходим лишь его информационный охват. Проще говоря, оно должно быть способно прочитать надписи на табличках, вложенных в глиняные головы — мы знаем эту технологию по легенде о Големе, но освоена она была ещё шумерами. Управлять же могут люди со спецподготовкой, полученной во Франции (Вьетнам, Камбоджа, Иран), в СССР/Японии (Китай, Сев. Корея), Швейцарии (Сев. Корея). Если же ситуация в стране противоположна,  следует увеличить долю просвещения — и тогда мы получим «либеральный» «социализм» на углеводородной или финансовой ренте, а население сможет занять себя ламентациями не о судьбе угнетённых трудящихся, а о судьбе истребляемых животных. И разумеется, героической борьбой против такого положения вещей, но принципиальной разницы между двумя этими случаями нет.
 
 

рессентимент хорошему не научит


 
В неформальном социальном взаимодействии люди проявляют всего две тенденции: они 1) доминируют или сопротивляются доминированию и 2) проявляют или демонстрируют социальность. Эти две вещи находят своё отражение и в упомянутом разделении политического спектра на правых и левых. В самом деле, типичный правый стремится доминировать: будь то с дробовиком в руках на своём участке, или же на своём «феррари» в дорожном движении, или в кресле начальника на своей фирме; и сжигая чужую деревню, и разоряя жителей чужого города, и запуская ракету по чужой больнице он стремится доминировать же. Это простые, понятные, биологические стремления — забраться на кочку, показать стаду фаллос и смотреть, как оно, стадо, опускает очи долу, не смея возразить.
Типичный же левый стремится сперва проявлять социальность, а уж затем (вместе, говорит украинская пословица, и батьку бить легче) объединяться против доминанта. Сперва против индивидуального — монарха, впоследствии против коллективного: земельной аристократии, позже — «класса эксплуататоров», в новейшее время уже даже против «буржуазии» — людей, имеющих постоянную работу, а не живущих на пособие. Проявляет социальность левый, чаще всего, отстраивая чужую деревню, собирая средства для жителей чужого города, и работая в чужой больнице. Доминирует же он среди своих: будь то с «тряпкой с керосином» (Ленин) в своём городе, или же с камнем в руках у «феррари» своего же сородича, или подбивая на смуту персонал на своей, кормящей его фирме. Это простые, понятные, биологические стремления: среди своих он чужой, потому ему не жаль подбить сородичей на братоубийство или убийство вожака, а среди чужих — свой, и потому ему не жаль отдать захваченное добро чужим, обрекая своих на голод.
 
 

bury ME by the river


По прочтении вышенаписанного может показаться, что выхода из беспросветного мрака и ужаса condition humaine нет, но это не так. Выход есть, и он там же, где и вход. Мир и знания о нём открыты — можно отобрать лучшее из всего и сплавить отобранное в нечто новое, более адекватное требованиям текущего момента. Но прежде необходимо выплюнуть табличку с чужими буквами или слезть с кочки и спрятать фаллос; а затем взглянуть на происходящее своими глазами и объяснить его своими словами — прежде всего, самому себе. Хотя бы из простого, понятного, биологического сострадания (и любви) к тем из своих сородичей, кто не может этого сделать.

0 комментариев

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.