Говорят, что смех продлевает жизнь, и это верно. Только при  этом забывают упомянуть две вещи. Во-первых, кому именно продлевают жизнь, во-вторых — за счёт кого.

Разница между людьми искусства и подлыми скоморохами в том, что первые облегчают груз жизни своим собратьям, вторые же развлекают (если тебя нужно развлекать, камрад, значит, тебе скучно, а если тебе скучно, то ты живёшь впустую — и может оказаться полезным пересмотреть некоторые стороны своей жизни) и/или манипулируют.
 
И те, и другие совершают с пришедшими к ним интимные действия, т.е. такие, которые человек стремится скрыть от стороннего взгляда — например, когда врач оперирует больного, тот беспомощен и непригляден; так же и во время еды мы молчим, не желая по случайности показать окружающим пережёванную нами пищу. О ещё одном роде таких действий лучше умолчу.
 
Люди, о которых мы говорим, изменяют внутреннее состояние человека, «лезут в его душу», как врач или повар своими действиями изменяют состояние его тела. Изменить внутреннее состояние человека проще всего через эмоции, и нет принципиальной разницы, делают ли это через смех или через слёзы. И то, и другое – физиологический механизм.
 


Если тебе приходилось голодать во враждебном окружении, например в тюрьме, в армии или на чужбине, ты легко вспомнишь, как сильно проявлялась воля. Это не т.н. «сила воли», это такая неощутимая, невидимая часть тебя, позволяющая управлять людьми, событиями и даже течением времени, если «очень надо». Ты вспомнишь, как удавалось мгновенно соображать, «заговаривать зубы» и «отводить взгляд». Может быть, ты вспомнишь, как легко удавалось добиться своего, или оставить в сознании выгодную тебе мысль, предварительно рассмешив человека, расслабив его или вызвав сочувствие.
 
А теперь представь себе, что такая ситуация растягивается на всю жизнь, более того – ты знаешь, что и дети твои будут жить так же, и дети их детей. Через поколения искусственный отбор оставит в такой человеческой общности лишь тех, кто хорошо умеет использовать других в своих целях.
 

 
Все знают, что «анекдоты придумывает народ», хотя мало кто может сказать, что придумал хотя бы один или даже знает кого-то, кто придумал. Мы смеёмся, слушая очередной анекдот про пьяного мужика, про жену с любовником, про тёщу и зятя. Смеясь, мы соглашаемся с тем, что пьянство, разврат, матриархат суть нормы нашей жизни, «это, конечно, преувеличено, это всё не совсем уж так, но бывает». И когда настаёт момент выбора между животным и людским поведением, мы бессознательно склоняемся в сторону животного, потому что когда-то нас рассмешили, нам сделали приятно, и мозг это запомнил.
 
Поколение моих родителей, чьё детство пришлось на послевоенные годы, не устаёт слушать — и цитировать — всякого рода клоунов: юмористов, актёров, режиссёров, спортсменов и прочих infames. В особенности это касается так называемых сатириков, обличающих власть имущих – и скрыто, «подразумевая», глумящихся над ведомыми.  Смысла в сентенциях этих персонажей на копейку, остальное — элементарная суггестия, знай себе расставляй короткие фразы и паузы в определённом порядке.
 

 
Школьники не любили учительницу, ведь она не делала им хорошо, а делала то, что для них хорошо. Подложив ей на стул кнопку, они радовались, а штатный клоун класса ещё и куражился, втайне презирая ненавистных однокашников. Он ведь потому и стал штатным клоуном, что пока развлекал их, ему оставляли доесть бутерброд, а пока направлял их возмущение на других, его не били.